[Майя Глумова]

Название: Наш век.
Фэндом: Аркадий и Борис Стругацкие.
Статус: закончен.
Дисклаймер: прав не имею.
Саммари: Иван Жилин закончил дело о «хищных вещах века»


Разум не ценим,
Чувства ушли
Жизнь – только деньги
И путь до петли…
Где наши души?
Ты что ж, забыл
Как Землю слушал
И грозы любил?
Что заменяет
Нам теперь жизнь?
Ложным сияньем
Забвенье кружит…
Мы забываем,
Что счастье не в нем;
Дружбы не знаем,
Дом предаем.
Ложные чувства,
Ценностей нет,
Даже искусства
Утратило свет…

Автор неизвестен, хотя, похоже, меценат.

Я заканчивал править отчет по операции под кодовым названием «Хищные вещи века», когда раздался тихий и очень интеллигентный стук в дверь номера, что сразу показалось мне странным – адреса я никому не сообщал.
- Оскар? Мария?
- Извини, Ваня, но это всего лишь я.
На пороге стояла Алиса, и, по своей неистребимой привычке, она уже сбрасывала туфли, ведь в помещении моя старая знакомая обожает ходить босиком. Она нисколько не изменилась с нашей последней встречи: те же роскошные темно-рыжие волосы, уложенные в красивую и аккуратную прическу, брови и ресницы умело выкрашены в черный цвет, кожа матово-бледная – красота броская, чуть ведьминская, за которую покойный Владимир Сергеевич девушку недолюбливал (очевидно, она напоминала ему его собственную сестру, о которой Юрковский не раз говорил: «Отними у нее смазливое рыльце, и что останется?»). Я встал из-за стола и обнял Алиску.
Мы познакомились по работе.
Алиска все детство и юность мечтала стать межпланетницей, корпела над точными науками в школе и добилась хорошей успеваемости, но не прошла по здоровью из-за тахикардии; тем не менее, расставаться с мечтой она не хотела и не собиралась, а потому устроилась работать в космопорт сначала диспетчером, а, закончив институт, перешла на должность заведующей хозяйством. Время работы было занято, дней не хватало, и моя знакомая чувствовала себя счастливой, в отпусках же Алиса обожала путешествовать и частенько писала очерки, публикуясь в журналах, а мне присылала частные наблюдения, порой помогающие в работе. Собственно, у нее я и выясняло кое-что про Барселону, но сведенья оказались немного устаревшими, хотя актуальность не потеряли – было на кого сослаться в разговоре.
Сейчас Алиса прилетела из Рима, вечный город сдержанно отругала за грязь и безалаберность жителей, а потом поинтересовалась, не может ли она, как всегда, помочь мне своими косвенными, но зато подлинными данными.
- Не теперь, Алиска, - сказал я, разглаживая ткань ее бирюзового платья у девушки на плече, - не теперь…
- Ты не забыл, что мне в субботу тридцать шесть?
- Нет, - улыбнулся я.
Как умудряется одинокая красивая девушка быть просто другом? Хм… я на такой вопрос ответить не могу, она – тем более.

Мы медленно шли по Барселоне.
Алиса с интересом рассматривала живые памятники, которых на площади было так много, что со всеми просто не перефотографируешься, что вызывало просто детский восторг у туристов – горгулы, индейцы, золотой человек в кабриолете, черный монах в сундуке… зрелище было пестрым и самобытным. Чуть поодаль представительный мужчина средних лет включил магнитофон и достал марионетку, приказывая золотому скелету петь и танцевать под старую музыку примерно середины ХХ века. Забавное зрелище в основном собрало детей, чудесные мелодии прошлого столетия были очень притягательны.
Моя спутница почему-то молчала, хотя обычно она была веселой и смешливой; не развеселило ее даже то, что пошел дождь, и памятники принялись прятаться кто куда, захлопывая свои сундуки или закрывая кабриолеты и пьедисталы целлофаном.
- Алиска, ты чего?
Она посмотрела на меня тусклыми печальными глазами.
- А Владимир Сергеевич этого так и не увидел…
У меня тоже защемило в груди, когда я вспомнил его и Михаила Антоновича Крутикова; они погибли уже достаточно давно, но от этого боль не становилась меньше. Я сильно сочувствовал Алексею Петровичу, который был для меня не просто капитаном, а еще и старшим другом – ему приходилось еще хуже, ведь это были его самые близкие друзья.
- Недавно умер Григорий Иоганнович, Алексей Петрович теперь совсем один, у него только жена и Гриша…
- Он еще летает? – спросил я.
- Нет. Он сказал, что «Тахмасиб» больше не оторвется от планеты.
Итак, биография одного из самых лучших межпланетников, мужественного и несгибаемого Алексея Петровича Быкова, окончена…я заметил, что плечи Алисы вздрагивают. Неужели она плачет? Я коснулся локтя девушки, словно пытаясь подбодрить, слов не было по определению, да и комок в горле здорово мешал.
Резко развернувшись, Алиса уткнулась лицом мне в грудь и чисто по-женски горько разрыдалась. Мелкий дождик перестал иметь значение, я покорно мок вместе с ней, чуть поглаживал, обняв, свою несчастную подругу и думал, думал…
О чем сейчас плачет Алиса? Только ли Быкова ей жаль или сочувствие смешалось с жалостью к себе? Всех, даже очень сильных людей, порой все-таки прорывает.
- В… Ванечкаа, - провыла она, - а вдруг…тебя..? Я… с ума… сойду…
Вот оно что – ей еще и за меня страшно. Бедный мой маленький друг, если бы только ты знала…
- Не плачь, Алис, - мягко улыбнулся я, - все будет хорошо.
Она посмотрела на меня полными слез глазами.
- Ты правда веришь в это? В мире столько грязи и боли, в добро почти никто не верит, культуры нет, дети во многих странах в школу не ходят…
Я приложил пальцы к ее губам.
- Тшш… все будет хорошо, - упрямо повторил я, - ты и сама постоянно твердишь это. Ну же, ты ведь оптимистка.
Алиса слабо, неуверенно улыбнулась.
- Тогда давай как и прежде вместе будем заботится о планете. Я не отступлю, будь во мне уверен.
Да, я знал – она не отступит, потому что я не отступлю тоже.

@темы: Аркадий и Борис Стругацкие, фанфики