Когда Дайсукэ вернулся домой, чтобы позавтракать, дым стоял коромыслом.
- Оми, где ты был?! – бушевал до грома и молнии отец. – Ты не ночевал дома, не отрицай!
Смущенный братишка отвечал, что забыл вечером позвонить и предупредить, что подрядился с другими парнями из класса выпасти ночью лошадей, принадлежащих конезаводу. Отец прищурился, но промолчал, поскольку видел, что Оми не врет; видно и мать особо не волновалась, а уж она и без магии сыночков сердцем чувствует.
Дайсу незаметно улыбнулся: да, обаяние Оми уже сейчас притягивало к нему разных дам любых возрастов, а ведь братишке еще целый год до совершеннолетия, но его моральный облик вполне соответствовал обществу. На Станиславе бытовало правило очень простое и оправданное веками: до свадьбы ни-ни (если его и нарушали, то втихую и в основном космолетчики, ведь на других планетах и правила другие). Братик вел себя просто прекрасно, словно стесняясь собственной красоты.
читать дальше- Охаё, - махнул рукой Дайсу.
Отец мгновенно подобрел, узрев свою гордость, ибо возложенные на него надежды первенец не просто оправдал, он даже предвосхитил все отцовсие устремления. Что говорить, мальчик умен, силен и ему неведом страх – есть ли больший повод для гордости в семье боевого мага? Приятно и то, насколько Дайсу красив, и красота это обещает с годами стать более мужественной.
- Ты тренировался, сынок? – спросил Хидео-сан.
- Стараюсь оставаться в форме, - кивнул отцов любимец.
Оми поджал губы: старшего брата он любил до потери сознания, но не ревновать его не мог; Дайсу со своей стороны любил братишку не меньше, но от ревности был избавлен полностью – сказались занятия философией.
Мать уже сидела за столом, накрытым роботом-домработником.
Марии Светловой исполнилось сорок лет, но она смотрелась едва ли не ровестницей собственного старшего сына, только одета более строго, нежели молодые девушки, да длинная коса уложена в пучок на затылке. Косметику каппитан Патруля никогда не употребляла, духи не любила, а украшения считала деталью на работе совершенно лишней, а на отдыхе жутко мешающей. Единственным, что признавала эта неординарная женщина, были подаренные мужем золотые серьги, носимы постоянно и неснимаемо.
Компромисс с японским произношением ее имени был единственным уступком, сделанным Марией семье своего любимого мужа, но прямой перевод имени – Нигаи – Машеньке не понравился, и она согласилась только тогда, когда Хиео предложил звать ее Марико (причина оказалась в любви девушки к роману Джеймса Клавела и тому, какой была изображена Тода Бунтаро Марико-сан). Мужа она на семейных сходках почтительно величала Хидео-сан, а в обиходе, тем более дома, ласково звала Хидей.
- Марико, ты слышала нашего сына? Он даже не раскаивается в том, что не ночевал дома!
Женщина состроила забавную гримаску:
- Хидя, ну что взять с мальчишек? Иди ко мне, малыш.
Мамушкин запазушник – как мысленно прозвал братца Дайсу, помня русскую сказку про уточку – радостно подлетел к любимой до невозможной степени мамочке. Хидео закатил глаза, позволяя себе нарушение классического этикета в классическом же процессе воспитания, и рявкнул:
- Оми, я тебя накажу! Домой больше не войдешь, если будешь хулиганить…
Но тут на плечо магу легли тонкие, но на удивление сильные пальцы старшего сына:
- Отец, я хочу жениться. – рубанул юноша.
Пауза наступила такая кромешная, что, жужжи в данный момент муха, ее услышали бы все. Мать спрятала улыбку в горсти, но глаза у нее прямо-таки сияли; Оми вылупился на брата как Дружище Квак на собеседника, отец же медленно натянул на лицо суровую маску:
- Надеюсь, Акутагава Дайсукэ-сан, вы еще не забыли о своем долге? – северно-ледовитым тоном вопросил он.
- Нет, отец мой, я женюсь, вернувшись с флота, - спокойно ответил юноша.
Мать с братом облегченно выдохнули, но Хидео сурово сверкнул глазами в сторону своего кабинета: завтрак явно откладывался на время разговора с глазу на глаз, дабы Оми поразмыслил о том, как стать столь же достойным сущетвом, что и его старший брат.
Когда дверь за магами захлопнулась, мать принялась ласково журить нерадивого сына, заметив, что, если уж пропадаешь на всю ночь, так хоть не попадайся (тем более уж она-то знала, что сыночек не хулиган).
Хидео же повернулся к Дайсу.
- Ты мог и не говорить, я уже беседовал с Умари-сан, и она мне все рассказала.
Юноша кивнул:
- Я так понял, ты против…
- Я не хочу потерять любимого сына, - возразил маг.
- Все обойдется, отец, - юноша положил руку на его плечо, - враги не смогут навредить нам.
Хидео обнял сына, прижимая его к своей груди; поскольку боевой маг был высок и крепок, рядом с ним сын смотрелся сущим мальчишкой, а уж в объятиях отца и подавно. Сами того не зная, они думали сейчас об одном и том же, а, вернее, о тех, кого любили.
Прав, тысячу раз был прав был писатель, который сказал фразу о том, что мужчина, сердце которого не обожгла любовь к женщине, лишь наполовину мужчина; сами маги услышали это в древнем фильме конца ХХ века, который назывался «Сердца трёх», но придумал ли ее сам Джек Лондон или это удачных ход сценариста никто не помнил. Так или иначе, именно любовь помогла Хидео-сан понять сына и встать на его сторону.
«№Будь что будет», - решили оба.